В теплой вязкой тьме боль исчезла, и он попытался осмотреться, но мрак был настолько непроницаем, что человек готов был раздирать ее руками, лишь бы увидеть хоть отблеск света. Царь-Сокол попытался пошевелиться, и это ему удалось. Его тело легко и беззвучно исполняло его волю, но, тем не менее, он не мог управлять своим положением в этой темноте. Его будто несла невидимая и неосязаемая река, и он принял это, ведь бороться с ее течением было ему не под силу.

– Как во сне – прошептал он, радуясь уже тому, что слышит шелест своих губ.

Вдали возникло еле уловимое мерцание, слабая растущая точка света, и венед вдруг осознал, что находится на пороге другого мира.

– Чертог Отдохновения, – уверенно пробормотал он, еще издалека всматриваясь в выход из тьмы.

«Вот он какой…» – разочарованно подумал Царь-Сокол, оглядывая новое небо, усыпанное незнакомыми созвездиями. – «А где пиры, славные вои, медовое молоко и неиссякающее мясо, где Сварог и мои павшие друзья?!»

– Ты не слишком-то приветлив. – Услышал он тихий голос и по привычке сжал кулаки – пусть он и в преисподней, или на небе, и пусть этот мир не похож на все, что он видел ранее, но венед остался самим собой, и подкрадываться сзади никому не позволит.

Но вокруг были лишь насмешливо мерцающие звезды.

– Здоровы хоромы, да не веселы! – вскипел раздосадованный Царь-Сокол, – притащили меня на задворки, где ни медов, ни мяса, ни русалок! Что-то не очень походит эта дыра на вырий… И где мой меч?!

– Никто не входит сюда с оружием… – терпеливо разъяснил невидимый.

– А–а… Боитесь, что я разнесу ваши кисельные берега… Право дело, – проворчал венед. – Мне здесь что-то не по душе. Может, ваши жаворонки что напутали и запихнули меня не в ту загробную сферу, а? Может, это и не ирий? Может, и нет никаких ириев?

– Ты должен Постичь. Есть множество Миров. Один внутри другого они образуют вселенные. Их тоже множество. И после того, как ты достигаешь определенного уровня совершенства, ты переходишь в следующий. Если нет – возвращаешься в новое воплощение.

– Да, я точно помер. – Убедился венед. – Знаешь, давай договоримся – ты вернешь меня обратно, в Правь, где мой меч, моя кровь и плоть, а я за это никому не скажу, какая тут у вас тоска. По рукам?

– Твой разум не желает расстаться с земной жизнью. Но твой дух закален волей и готов к новой жизни.

– Нет, – упрямо нахмурился венед, – эти ваши вселенные и перевоплощения, конечно, занятен плод, но все они, вместе взятые, не сравнятся с солнечным светом, ярой битвой и любовью там, откуда я родом!!!

__________________________________________________



Тьма вновь поглотила человека и он, ощутив боль во всем теле, с недоверием приоткрыл глаза. Венед лежал под высохшим деревом аргосского болота. Над ним склонилось вымазанное болотной грязью лицо Цикады. Он обмотал самую глубокую рану на боку Царь-Сокола куском рубахи, пропитанной снадобьями, остальные просто обработал сфагнумом, красным мхом, и перевязал, приложив целебные травы.

– Ты бредил, хозяин, – сказал вор.

– Я беседовал с духами, – ответил Царь-Сокол, осматриваясь в поисках оружия, – и какой я тебе хозяин?

– Ты спас мою жизнь, и теперь она принадлежит тебе.

– В таком случае отдай амулет, и считай, что мы в расчёте.

Тонкие губы Цикады расплылись в улыбке.

– Ты можешь владеть всем, чем владею я, но там, откуда я родом, спаситель несёт ответственность за судьбу спасённого.

– Дивий мир – дивьи нравы. Быль глаголят иберийцы: «Прежде чем войти, подумай, как выйти».

– Позволь узнать, хозяин, с какими духами ты вел беседу?

– С духами чужой сферы. Они сказывали, что я должен жить в их мире, – он качнул головой, – то был не ирий. В ирии восседает Сварог с павшими воями, они пьют и едят, как положено мужам, и им служат златовласые девы…

– Народ, который меня воспитал, отправляет своих стариков к Озеру Дракона. Там за ними приходит золотая ладья и уносит их в подземный мир предков.

– Пора и нам в путь, пока эта ладья за нами не пришла. Аз голоден, аки медведь–шатун!

Наследник.

Полгода до падения Небесной Скалы.



Лебеди проносились над синей гладью Ахерона, над тартарской равниной, над бело-золотыми башнями Великого Новеграда. Медленно текли в зеркале рек серые облака, поля томились в бледно-зеленой поросли, и пронизывающий полуночный ветер трепал по просторам долин рыжие осенние листья. Природа затихла. Праздный шум, музыка и веселье переселились в летний дворец властелина Тартарии, протектора Бизантии, великого короля Яр-Тура, внука родоначальника царской династии – Царь-Сокола.

Бхаратские факиры, туранские крутобедрые плясуньи, глотатели огня забавляли его многоопытных сановников: князя Яр-города, остроносого Мстислава; посадника в Западной Марке бело–вежца Лютеня, защитника страны от гештайнских дикарей; сурового тауранского князя Тегора, ханского придворного жреца Митры Брулетиуса и хранителя казны, толстяка – фряга Лошака. На празднестве присутствовали также горделивые китежские послы Сябры: старший из братьев, Зиновий, преодолел течение Ширки и многодневную скачку, чтобы успеть на Бело-Вежскскую битву, слышал шепот духов и видел пресловутые китежские чудеса.

Гулко стуча копытами, во все концы Тартарии двигались караваны под охраной ордынцев. Замысловатыми тропами, мощеными литым камнем трактами, древней Дорогой Ханей; заносимые метелью Ванахейма и песчаным ураганом Хамата, палимые зноем в иссушенных степях Гиркании, на студёных перевалах Ингерманландии, погруженные во тьму туч подземных домен Чуди – они прославляли Тартарию всюду, где реял на ветру черно-золотой штандарт Орды.

Восседавшие на престолах соседних стран монархи, наполовину связанные династическими браками, признавали главенство лествичного права рода Царь-Сокола, а слово его потомка чтилось на бескрайних просторах Западного материка.

Внуку Царь-Сокола, наследнику Яр-Туру, непривычен вкус степного ветра. Царь кутается в китайские шелка и иберийский бархат, расшитые самарскими златошвеями, и былям о богатырях предпочитает замысловатые притчи мудрецов митраэмов. Вдыхая аромат благовоний, он испрашивает толкований снов и знамений, обретает плавную поступь, а раздобревших воевод, забывших упоение дикой скачки и исступление схватки, Яр-Тур потчует крепкими медами, пением манерных, сладкоголосых певуний с тонким станом.

Но, несмотря на дурман тридцатилетней изнеженности, ветер странствий каждую весну волнует его, словно простого искателя приключений. Тогда в Яр-Туре гудит голос крови деда, удалого венеда, начавшего странствия безвестным варягом, и завершившего их золотыми оттисками в памяти веков именем легендарного правителя да прибитыми на врата поверженных столиц щитов с грифонами.

В одну из подобных вёсен, у зазеленевшей проталины близ ручья, Яр-Тур встретил Лелю – юную горянку. И пусть наряд ее не был украшен рубинами и жемчугами, волосы девушки отливали золотом ярче златоцвета, а кожа её была белее морской пены. Нежнее лепестков речной лилии были ее пальцы и ладони, грудь и шея – белее лебединой, щеки же – ярче пунцовой наперстянки. Тут же он дал себе слово подарить ей венец… Три весны прошло с тех пор, Леля стала признанной при дворе фавориткой, но окружение короля изо всех сил препятствовало ее восшествию на престол.

_________________



Царь нахмурился, качнул копной русых волос, отгоняя беспокойство, и подозвал тиуна.

– Уж кони застоялись на нивах, и мечи поржавели в ножнах… – проговорил он. – Не пора ли свертывать скатки да грузить шатры?

Лицо толстого царского придворного налилось кровью, и он разразился хохотом – царь говорил о сборах в дорогу, как одетый в продымленную овчину венед. На самом же деле ханский переезд из летнего дворца в столицу представлял собой невиданно роскошное и многолюдное шествие: разряженные ловчие со львами и ручными медведями в поводу; закованные в вороненые латы всадники с реющими по ветру стягами; инкрустированные лазурью, глазуритом и золотом повозки вельмож; длинные вереницы равнодушных, мохноногих бело-вежскских тяжеловозов, везущих необходимый дворцовый скарб. А сам правитель разве поедет верхом по пыльному тракту в жестком ордынском седле, а не в позолоченной колымаге, запряженной цугом и обитой изнутри туранскими коврами и выложенной шелковыми подушками? Что и говорить, царь умеет тонко пошутить!

Накануне назначенного переезда Яр-Тур уединился в отдаленном покое с бой-ярином Мстиславом и крупно сложенным вельможей, почтительно склонявшим под взглядом хана поседевшую голову. Это был дьяк Детинец, под его началом состоял Тайный приказ Государева двора.

Беседуя, Яр-Тур прихлебывал из серебряного кубка напиток, доставлявший ему истинное наслаждение – золотисто-шипучий, как вода целебных источников химмелийских гор и сладостный, как мёд, сок лоз из солнечного Яр-города. Как богата и непредсказуема эта земля – она родит и сладкое хмельное, и таких людей, как яр–городский боярин Мстислав, общение с которым сродни употреблению кислого уксуса.

Плосколицый бой-ярин молча поклонился. Глава Тайного приказа закончил свой доклад о нашествии на неметчину орд первобытных дикарей культа Черной Тени, и, не успел умолкнуть его благородный чистый голос, как зазвучало змеиное шипение Яр–городского бой–ярина.

– Дикари у пределов ханства… Время бить в набат да сзывать полки, а не на перинах дремати… как наши бой-яре. – Мстислав закончил, возмущенно вращая маленькими глазками. В его планах было породниться с ханской династией, выдав за Яр-Тура дочь.

Царь встал. Аудиенция была окончена. Поклонившись, советники вышли.

Яр-Тур в задумчивости подошел к стене, завешенной древним иберийским гобеленом с изображением подвигов легендарного родоначальника. Да, свадьбу вновь придется отложить. И отчего этим поганцам не сиделось в своих хижинах? Царь поднял глаза и посмотрел в вышитое цветными нитками лицо Царь-Сокола. Неожиданно ткань отлетела в сторону, и Великий хан получил ошеломляющую затрещину.

Он поднял глаза. Великан, переодетый в одеяние жреца Сварога грозовой тучей возвышался над ним.

– Как ты посмел допустить такой позор? Срам – хуже смерти! Тиуны говорят с тобой, как с холопом, твой народ бедствует, на восходе – измена, на меже – дикари!

Царь съежился под взглядом титана и пролепетал:

– Что я могу?

– Ты царь, наперстник божий, отец народный!!! Тебе надобно быть достойным предков! В тебе – венедов руда, в ней – сокровенная жизненная сила родичей. Твой бог – Сварог – хранитель наш. Аще до рождения ты уж был един с цепью воплощений рода. Дух твоего народа – Сварог – силён, пока его питают славные подвиги. Посему надобно действовать достойно, да связать свою судьбу с женой достойной, чтобы не нарушить чистоту рода, не порвать узы с родичами. Наставить тебя, неразумного, вернулся я в стольный град.

Гранна.

Полгода до падения Небесной Скалы.



B это солнечное осеннее утро Атен выглядел великолепно.

Из высокого окна своего дворца Терсик из рода Теспидес любовался пышными деревьями дворцового парка, раскинувшего свое зелёное великолепие во внутреннем дворе. Как прекрасен этот солнечный мир! Бросив недовольный взгляд на несколько свитков, кучей сваленных на столе, он порадовался, что ни одно дело не требует немедленного рассмотрения. Удобно откинувшись на высокую спинку кресла, тиран Бизантии с добродушной улыбкой расслабленно наслаждался видом из окна.

Управляя государственными делами добрых сорок лет, Терсик был доволен собой. Он не только с успехом навел порядок в кишащем ворами Атене, но и волей народа был вознесен на трон Бизантии, в обход детей старшей сестры. Это было наилучшей похвалой его пребыванию у кормила власти. Но радужные мысли внука Эдипуса прервал легкий стук в дверь.

Терсик нахмурился. Он пребывал в мире грез, а Полиникус, первый комит тирана, его правая рука и проклятье, отравлявший всю его жизнь своей деловитостью, в один миг разрушил эту благодать.

Тиран приподнял бровь, что означало для вошедшего милостивое разрешение говорить.

– Мы получили сообщение от Алеры Вепря, начальника городской стражи… Он сообщает, что через пропилеи Врат Льва в Атен только что вошёл Гильдар.

Терсик нахмурился. Уж не померещилось ли? Когда доживешь до шестидесяти лет…

– Кто прибыл? –

– Гильдар, – повторил с поклоном Полиникус.

Терсик почувствовал, как кровь ударила ему в лицо – правитель Бриттии наносит визит в столицу Бизантии, а тиран узнает об этом последним!

– Должно быть, Алера ошибся, вести о королевском поезде давно достигли бы дворца.

– Позвольте возразить, автокритас. Король Гильдар изменил внешность, и сейчас направляется в центр Атена. Вы, верно, помните, что Алера был ликтором у прецептора Скотии? Вепрь безошибочно узнал походку и манеры короля. Его Величество, отпустив бороду и надев халат гадрамутского купца, прибыл в Атен.

Низко поклонившись, комит вышел. Царь откинулся в кресле и невидящим взглядом уставился в противоположный конец зала, напряженно размышляя над услышанным: «Если это действительно Гильдар», – думал он, – то – что он делает в Атене? Неужели он сошел с ума? Покинуть трон ради опасного и таинственного путешествия, оставить страну без управления – на это могло подвинуть только очень серьезное дело.

Терсик знал Гильдара добрых сорок лет. Слушателями Школы Мудрости они, юнцами, жили в одном доме, а в начале правления Терсика бритт направил в Бизантию вспомогательные войска на усмирение бунта в полуночных территориях. Терсик помнил добро, и готов был воздать ему сторицей. Но как быть в подобной ситуации? Терсик посмотрел на солнечные блики на стенах и зелень парка. Умиротворяющее зрелище потеряло для него свою привлекательность. Что, если кто-нибудь из врагов Гильдара – а он их приобрел достаточно – узнает его и убьет в его полисе?

Царь тревожно сдвинул брови. Что же ему делать?

Словно отвечая на этот вопрос, в дверях вновь бесшумно возник Полиникус с подносом в руках.

– Что еще? – Раздраженно воскликнул правитель.

– Послание. –

Терсик вздохнул и поднял с подставленного подноса свиток и осмотрел темную сургучную печать. На ней отчетливо виднелся герб королевского дома Бриттии.

На серой, шероховатой поверхности папируса мелким почерком Гильдара было выведено: «Прошу помощи. Постоялый двор «Чрево».

– Я немедленно выезжаю. – Терсик закутался в плащ, натянул на глаза шляпу и быстро вышел в приемную.

Полиникус удивленно приподнял тонкие брови – видимо, путешествия правителей инкогнито становятся признаком моды.

______________



Никем не узнанный, Терсик проскакал на коне к постоялому двору «Чрево». Как и следовало ожидать, улицы в этом районе города были забиты сбродом, мешающим движению, и Терсик перевел коня на шаг.

Подъехав к «Чреву», он осмотрел его, с удовлетворением отметив, что Гильдар, по крайней мере, осторожен – ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову, что король может остановиться в подобной клоаке.

Он толкнул широкую дверь из мореных дубовых досок, лоснящихся от тысяч прикосновений грязных рук, и вошел в общую комнату, полную галдящим сбродом и запахов пережаренных специй. По мере того, как, никем неузнанный, тиран преодолевал два пролета лестницы, скрипящей на все лады, запахи становились гуще, и автокритас брезгливо прикрыл нос краем плаща. Поднявшись на второй этаж, он прошёл полутёмным, освещенным чадящими масляными лампами, коридором и громко постучал в дверь.

– Входите, брат мой! – прозвучало в ответ.

Терсик вошел в маленькую, убого обставленную комнату с облетевшей штукатуркой, и Гильдар закрыл дверь на засов. Они посмотрели друг на друга.

Гильдар был массивным бриттом лет шестидесяти, семи футов ростом, широкоплечим, с полным, широким лицом, обрамленным крашенной басмой курчавой бородой, водянистыми глазами навыкате и пухлыми губами. Он не был красив, и все в его облике говорило о властном, не терпящем сопротивлений, характере.

– Рад Вас видеть, брат мой. – Он замолчал, посмотрел на Терсика и продолжил:

– Я вижу, Вы не удивлены моему появлению?

Терсик скинул плащ и присел на единственный табурет.

– Вас узнали при въезде в город, – спокойно ответил он.

Гильдар затеребил бороду.

– Кто? – Спросил он, опустив плечи.

– Алера Вепрь. Вы его помните?

Гильдар поднял глаза.

– Вы собрали под свое крыло лучших людей Бизантии! – Бритт испытующе посмотрел на Терсика. – Вы догадываетесь, почему я здесь?

Терсик покачал головой:

–Нет, но я думаю, случилось нечто серьезное.

Гильдар устало улыбнулся.

– Да. – Он наклонился вперед, положил жирные кисти рук на стол и вздохнул. – Я здесь потому, что Вы – единственный человек, на чью поддержку я могу положиться в этот трудный день.

Терсик напрягся, но лицо его осталось невозмутимым.

– Я сделаю для Вас все, что в моих силах.

Гильдар по-прежнему пристально смотрел на него.

– Я знал, что смогу положиться на Вас, клянусь именем Ллира! Мы ведь с Вами старые друзья…

_________________



Как капитан городской стражи Алера Вепрь был доволен, что опознал в обличье гадрамутского купца Гильдара III, так Тот-Атеп, глава местного ордена Нага, был доволен, что его раб, Абдала, узнал владыку бриттов.

Абдала – жирный, как нерпа, хамат пятидесяти лет, значительную часть жизни проводил близ Ворот Льва. Тот-Атеп поручил ему присматривать за въездом в город, обнаружив у никчемного раба необыкновенную память на лица. Он навечно запоминал черты лица, походку, даже манеру держать голову.

Десять лет назад Гильдар III посетил Атенский турнир многоборцев. Абдала видел, как этот высокий, массивный шах выехал из Ворот Льва в окружении разодетой дворцовой челяди, и навсегда запомнил внешность этого человека. И вот теперь, десять лет спустя, когда бритт вернулся в Атен, пряча свое лицо под крашеной бородой, все это всплыло в памяти раба. Он узнал венценосца и проследил за ним до самого «Чрева», после чего предстал перед Тот-Атепом.

Известие подействовало на магистра, как удар бичом. Он приказал:

– Немедленно поезжай в «Чрево». Я пошлю туда Абдела. Не спускай с Гильдара глаз!

Ослик Абдалы ощипывал газон возле дверей. В тот момент, когда Вепрь докладывал Полиникусу об увиденном, Абдала, тяжело отдуваясь, взобрался на ишака и принялся что есть сил стегать его хлыстом.

________________



– Корона похищена. –

Терсик припоминал, что когда–то слышал о короне Бриттии и камне, являющимся талисманом королевства – Гранна, вставленном в корону. Владетель венца становился королём Бриттии, поэтому похищение короны было равнозначно перевороту.

Гильдар поднялся и подошел к окну.

– Вам лучше услышать эту историю от меня, потому что её последствия могут быть столь плачевны, что докопаться до их истока будет невозможно.

После короткой паузы, совладав с чувствами, Гильдар сказал:

– Терс, теперь Вам понятно, почему я здесь? Я не знаю, на кого положиться. Царедворцы – лживые вельможи под учтивыми масками. Полуночные таны заняты отражением набегов дикарей, и сами грезят занять мой трон. Вы – моя последняя надежда! Вы сможете мне помочь?

Гильдару пришлось подождать, прежде чем Терсик произнес:

– Мы с Вами друзья. Нас многое связывает. Но у Вас есть враги и в Бизантии. Некоторые из моих высокопоставленных подданных обрадовались бы возможности Вашего свержения. Противостояние с ними вызовет недовольство и волнения в моей стране. Поэтому я не могу привлечь ни армию, ни тайную службу. Мне жаль, брат мой.

Гильдар опустил глаза и ссутулился. Лицо короля Бизантии осветилось внезапной улыбкой.

– Но я смогу Вам помочь, хоть это и будет дорого стоить…

Гильдар воспрянул.

– Моя казна к Вашим услугам.

– Я хочу поручить это дело Налиму. Если кто и сможет с ним справиться, то только он.

– Кто это?

Терсик криво улыбнулся.

– Хотел бы я знать. Говорят – ребенком он был похищен из своего племени и воспитан индгерманландскими пиратами. Теперь он опасен, расчетлив и умен, и это не простые слова. Он мог бы стать лучшим агентом тайной службы, воеводой или даже стратегом, но слишком ценит свободу и всегда делает всё по-своему. Он способен на любой поступок и, я в этом уверен, он не в ладах с законами доброй половины Тартарских государств… Да! Он надул казну Бизантии на круглую сумму! – Терсик весело ударил себя по бокам, будто это воспоминание было для него удовольствием. – Груб, беспощаден, в совершенстве владеет оружием. Иногда кажется, что он знает всю изнанку жизни с ее плутами, ворами, гетерами, аристократами и нищими. Да, если кто и может Вам помочь – это он.

Гильдар с недоверием посмотрел на Терсика:

– Вы уверены, что такой человек не примкнет к изменникам?

– У Налима свои понятия о чести. Я его знаю лично. Он – дремучий варвар, но если уж за что-то берется, то не было случая, чтобы он не сделал свое дело.

Гильдар беспомощно всплеснул пухлыми руками:

– У меня нет другого выхода! Давайте наймем его, если он не откажется.

– Предложите Налиму приличную награду, и Вы увидите, что пределов возможного нет. Думаю, это будет стоить тысячи две золотых солидов. Когда перед носом будет маячить такой куш, он похитит рога самого Пана!

______________



Абдала нашел Абдела величественно восседающим за столиком таверны. Раб упал на деревянную лавку рядом с человеком Тот-Атепа, раздвинул взмокшую от пота тунику, обнажив грязные жировые складки шеи с врезавшимся в них ошейником, и исподлобья глянул на дворянина.

Абделу Магону было тридцать лет. Он был отпрыском разорившегося иберийского вельможи, напоминанием о чём была надменная стать и широколезвийный, скорее церемониальный, чем боевой, позолоченный меч, болтавшийся на левом бедре в инкрустированных ножнах с гербом Шестопера – предка, участника Гуадлетской битвы.

Магон – высокий, худой человек с желчным цветом лица и редкими вороного цвета волосами, свисающими до плеч, был одет в черную вязаную куртку с высоким воротом, скрывающую от любопытных глаз тонкую кольчугу; черные узкие иберийские штаны были заправлены в короткие остроносые сапоги с запрятанными в них метательными ножами. Абдел бы опасен и коварен в драке. И предан атлантскому богу.

Поймав недобрый взгляд Абдалы, Магон уже собрался прогнать раба за другой столик, когда тот, подобно растревоженному кабану, издал урчащий звук и устремил взгляд маленьких глазок на входную дверь – высокий старик с орлиным профилем быстро вошел в таверну и, кутаясь в черный плащ, поднялся на второй этаж.

– Тиран! – прошептал хамат в ответ на непонимающий взгляд Магона.

_________________



Тот-Атеп, болезненно худой атлант с огромным лысым черепом, застывшими змеиными глазами и острым горбатым носом был одет в мешковатый шерстяной балахон, перепоясанный витым кожаным ремнем. Перед его взором возник Эвиг, считавшийся самым опасным атлантским агентом.

Эвиг был кошем. Коротко постриженные седые волосы нисколько не скрывали крупных ушей и высоких скул – признаков этого вымирающего народа, а волевой квадратный подбородок и широкий нос выдавали его полуночное, нордское, происхождение. В светлых, как родник, глазах, читалась холодная ненависть к человеческому роду, отталкивающая и безжалостная. Коши, подобно другим не-человеческим цивилизациям, были сокрушены волной тартарского нашествия, сорвавшейся с мест после объединения в Орду и прекратившей господство змеепоклонников на материке. Отдельные племена кошей укрылись в недоступных горах Севера; за Атлантским океаном, или подверглись вырождению в долинах Иберии. Эвиг был представителем наиболее сильной, северной, ветви своего народа, сохранившей его наследственную стать, могучую силу и разум.

Эвиг с Тот-Атепом были врагами. Кош презирал атланта за слепое поклонение Змею, и открыто не признавал его главенства.

Они пристально посмотрели друг другу в глаза, будто два гладиатора перед смертельным поединком: стальной взгляд коша против змеиного прищура жреца. Старик не выдержал и опустил взор, вызвав усмешку тонких губ соперника.

Магу очень хотелось стереть наглеца в порошок, но на дне глаз этого не-человека он прочел смертельную угрозу, к тому же этот безжалостный убийца мог сослужить отличную, волею Нага, последнюю, службу Чёрному братству.

Он рассказал Эвигу все, что ему самому было известно о визите Гильдара и его встрече с Терсиком.

– Сейчас тиран встречается с наёмником Налимом. Мне необходимо знать, что здесь происходит. Абдел и Абдала будут под твоим началом. Можешь идти. Слышишь?

– Глухота – удел старых змей, – с презрением произнес кош, и, не оглядываясь, вышел.

Книга полностью: https://www.litres.ru/book/vasiliy-pogonya/car-sokol-tartarii-70437391/